Со времени отъезда из Эйвона прошло полтора месяца. За этот период  Хоуги успели объездить немало городков. Где-то они задерживались, где-то проезжали мимо, не пользуясь случаем заглянуть в местные хостелы. По большей части им везло не пересекаться с законом и бюрократией, везло им и на разного рода суеверных идиотов, которые любят изгонять из дочки-шлюшки дьявола, а из мужа-алкоголика белочку. Собственно, на этом можно было подзаработать. Когда же с деньгами было совсем туго, Винни соглашалась переспать с каким-то мужиком за символическую сумму, остальную она втихую крала у него с кошелька. Один раз, правда, ее схватили за руку и хорошенько приложили по лицу за такой выпад, но это уже другая история. Без ошибок карьеру не построишь.
И кочевали они, горя не зная, мечтая холодными  вечерами о том, как однажды все изменится и наладится к лучшему. Пили остывший чай, смеялись над идиотскими шутками местной элиты, оценивали задницы мимопроходящих колхозниц, знакомились с новыми людьми, а, главное, старались держаться подальше от настоящей мистики. Так уж вышло, что дар к Винифред так и не вернулся, а Барри это все жутко раздражало. Сестра помогала ему осваивать навыки, по возможности поддерживала, как умела, но как научить за два месяца тому, на понимание чего потратил долгие годы жизни? Было сложно.  Иногда у Барри случались приступы. На физическом уровне это больше напоминало  кататонию. Винифред могла только догадываться о том, что в этот момент творится в голове у брата. Ей было страшно за него. Она даже было позвонила родителям, в попытке выяснить, что не так и как с этим бороться. Так ничего толкового и не узнав, взволновав (хотя тут правильнее было бы сказать "заинтересовав) мать, осталась ни с чем. Были мысли и о том, чтобы отыскать людей, которые знают больше. В каждом городке они мельком узнавали о местных шаманах, травницах и прочих неординарных личностях. Винни шла туда, иногда с братом, но чаще одна, оценивала экстрасенса, а затем уже выкладывала свои вопросы. Были люди, которые действительно помогли им, пусть и не напрямую. Одна женщина, выслушав историю девушки, прямо сказала, что не может избавить Джульбарса от страданий, но заверила, что в ее силах облегчить их. Провела свой обряд, на который Винифред с трудом затащила Барри, дала ему амулет, приказав не снимать его, а еще флакон с настойкой. Она не объясняла, что там, лишь посоветовала не перебарщивать с дозами и принимать в кризисные моменты.
Вообще, для Хоугов стало открытием, что есть и другие медиумы, не такие как они. Не только лишь специалисты в области мира мертвых. Один дяденька, именующий себя парапсихологом, объяснил, что все дело в полях информации. Кто-то умеет их считывать, кто-то нет. Тогда Хоуг надолго еще задумалась об этом. На некоторое время она ушла с головой в чтение  тематической литературы, загоревшись идеей вернуть себе дар, если и не тот, что прежде, то новый. Научиться смотреть, черпая информацию с другого источника. Так как совмещать науку и кочевание было проблематично, было принято решение осесть где-то на неопределенное время. Таким местом оказался этот небольшой городишко, табличка с названием которого была сломана.  Народ здесь был консервативный и забитый, поэтому приходилось вести себя как можно более тихо. Еще практически сразу же выяснилось, что интересоваться медиумами и прочей эзотерикой в этом месте не стоит. Основная часть населения была людьми глубоко верующими, а  за такие вопросы могла и на костер отправить. Во всяком случае, так считала Винни. Зато ей понравилось другое. Раз люди религиозные, значит легко можно договориться с ними о жилье. Что, в общем-то, тоже оказалось не совсем истиной. Они-то договорились, но двора три-четыри их отшили, а некоторые так и вовсе не стали открывать дверь, лишь сурово выглядывали из-за занавески, дожидаясь, пока незнакомцы уйдут.
Семьей, которая согласилась приютить Хоугов, оказались Паркинсоны. Муж с женой воспитывали дочь школьницу, которой с виду было лет 15, и сына дауна. Последнему было лет 40. Мария, так звали дочку, была классической Керри из одноименной кинговской книжки, а вот даун, который заинтересовал Винни побольше, этот был сухощав и непредсказуем, как и должно быть больному человеку.
Дом был светлым и чистым, но царила здесь достаточно неприятная атмосфера. Все делалось по расписанию, никто ни с кем лишний раз  не разговаривал. Сразу же по заселению, был озвучен устав, с которым брат и сестра не переглядываясь согласились, уже потом обсудив странности местного духовенства. Им выделили одну комнату, но категорически запретили закрывать дверь. Вставать здесь было положено в шесть утра. Начинать есть только после молитвы, и лишь тогда, когда хозяин дома приступит к своей еде. Опаздывать ко столу тоже нельза. Если кто-то опаздывал, то нужно было ждать следующего приема пищи. Работа здесь была в основном связанная с физическим трудом, с землей. Пусть в это время сезона ее и было поменьше, но ни Барри, ни Винни без дела не оставались. Правда, Винифред  узнав, что ей придется работать руками сказала, что беременна, а живота нет потому что срок маленький. А кольца на пальце нет, так это потому что руки отекают. Таким образом, Барри на время пришлось стать будущим отцом и в красках рассказать о том, как проходил процесс венчания и к какой конфессии он себя относит. А Винни же вместо работы на ферме должна была кормить кроликов и выгуливать Николая, того самого дауна. Так как она была беременна, то и кормили ее немного лучше, чем того же Барри, чему она была, конечно же, только рада. В целом, у нее оставалось достаточно времени на себя и отдых, но без брата было скучно. Единственным адекватным человеком здесь ей казался сороколетний даун. Смех у него был жуткий, речь ужасная, но он хотя бы выглядел счастливым. Еще Винни с интересом наблюдала за тем, как смотрит Мария на Барри. Она никогда не упускала возможности украдкой бросить на того пару взглядом. Винни считала, что помани Барри ее пальцем, она бы тут же раскинула перед ним свои ляжки, позволяя заглянуть под  длинные серые юбки. Так как идея лишить местную Керри девственности ей нравилась, Винифред снова завела свою песнь во время очередного утреннего выгула местного великовозрастного идиота.
-... Она тебя хочет, - с горящим взглядом, не скрывая сытую улыбку, заверила Ви. Сегодня Барри выпустили вместе с Винифред, так как та сетовала на неважное самочувствие. - Мария эта только с виду такая, уверена, под всеми этими мешковатыми нарядами скрывается что-то достойное. Максимум, что теб ятам сможет огорчить - несимметричная грудь, но ты уж прости девочке этот недостаток. Ей только 15.

Винифред молча слушала брата, пряча в шарф нос и сытую улыбку. Ей нравилось, когда он вот так ворчал, во всем противореча ей, не соглашаясь. В их дуэте Винни была той, кто предает уверенности, Барри же отождествлял здравый рассудок и некоторый консерватизм, что, впрочем, не мешало ему идти на глупые и опасные поступки. Винифред это понимала, но ей все равно доставляло удовольствие  вот так дурачиться, и самой не до конца осознавая, где она шутит, а где загорается серьезным желанием осуществить спонтанный позыв. Пятнадцатилетний подросток был для нее символом, как и любая другая не нашедшая себя женщина.
Она подходит к Барри поближе, беря его под руку и прижимаясь, старается идти в ногу и  в тоже время одергивает, чтобы тот замедлил шаг. Сколько она его помнит, Барри всегда нравилось быть где-то не здесь. Словно, он начинал ценить прожитые моменты лишь когда они оставались далеко позади.
- Мы так редко бываем вместе...-  помолчав, проговорила она немного грустно, - что я скоро забуду как это.
Выбежав вперед брата, она сощурившись заглянула ему в глаза, и обхватив руками его шею, наклоняя к себе, поцеловала. Потом она быстро вернулась на прежнее место и снова спряталась в свой шарф.
- Ну, мы же не на совсем здесь. Потеплеет и уедем. А пятнадцатилетняя красотка так и останется. Мне ее жалко. У девочка гормональный бум и еще неясно как скоро ей что-то перепадет, а это тяжелое дыхание из ее комнаты по ночам? - Ви говорила очень встревожено, все сильнее прижимаясь к брату. - Иногда она просто так мелькает мимо нашей комнаты. Ты уж подсуетись как-то, Барри.А то думаешь только о себе. К слову, тебе тоже не помешало бы. Да и мне, - где-то тут Винни поняла, что заговорилась и отмахнувшись головой со всем присущим ей нездоровым альтруизмом заверила, - в общем, пусть хоть кому-то из нас перепадет.
И еще немного помолчав:
- А мне перепасть может прямо сейчас.

Она не сразу понимает, что произошло. Рев рогатого скота, казалось, разносится на мили, в ушах гудит от этого непонятного человеческому языку призыву. Винифред замирает на месте, тупо глядя перед собой. Одной рукой она касается куртки брата, второй держится за свою шею. Пятна крови и удары копыт. Все смешалось. Там и грязь, и зубы, и утренний завтрак. Стараясь глубже дышать, ловит в воздухе неприятный запах смертника и едва ли сдерживает рвотный позыв.
В голове какая-то каша. Хочется то ли посмеяться со случившейся ситуации, то ли упасть обморок. Винифред боится, ей хочется сбежать. Все крепче хватаясь за куртку брата, она одними только глазами просит его убраться с этого места подальше, не навлекать беду. Здесь их никто не знал, они в целом мире может никому не были нужны, а значит бежать было куда. Винифред не хотелось привлекаться к этому делу, пусть это и был несчастный случай. За их спиной и так немало приключений, возможно открыто судебное дело, а теперь еще и стадо коров пробила череп дауну, изувечило его лицо, раздробило кости и грудную клетку. Едва ли выйдет собрать человека по частям после такого - простой мешок из кожи с кучей перемолотых в порошок костей и органов.
На вопрос брата она только и кивает головой, наконец отпуская его куртку со своей хватки. Делает несколько шагов в сторону трупа. Увиденное не может не шокировать. Девушку пугает не столько труп, сколько стадо ошалелых от запаха крови животных мечущихся по кругу. Краем глаза она замечает пятна крови на одной из коров.
- У нас проблема, - чужим голосом отдается в голове, - они... запачкались, - говорит и показывает куда-то вдаль, сторону животных. Затем смотрит на тело. Мужчину сложно  опознать, одна только одежда выдает в нем Николая.
Тем временем животные продолжали себя странно вести. Винни прислушалась к их реву и спросила:
- Ты слышишь? Барри, ты что-то слышишь? Послушай, пожалуйста, сосредоточься.
Хоуг гоорила почти шепотом, словно боялась спугнуть кого-то незримого. Она подошла к брату и тяжело дыша направила его взгляд в нужную сторону, противоположную от эпицентра событий.
- Прислушайся. Здесь что-то не так. Я думаю, мы здесь не одни.
А если это так, то у них были большие проблемы. Что могло спровоцировать дикий скот на подобное? Николай, как и многие люди с его недугом, отличался спокойным нравом, он был светлым человеком и никогда не причинил бы животному боли. Одет он тоже был скромно, не в красное, что могло бы спровоцировать животное к нападению. Винифред была не спецом в области зоопсихологии, но никогда еще не видела, чтобы стадо в одночасье набросилось на человека.
- Животных что-то напугало. Посмотри на них. Ты видишь, как они мечутся. Им все еще страшно. И нам лучше убраться отсюда подальше, пока они и нас не затоптали.
Не успела Винифред договорить, как послышался треск веток, а затем кто-то заскулил.
Происходило нечто странное. Вокруг ни одной живой (человеческой) души. Только брат с сестрой, тело дауна и багряные копыта.

Тучное небо наваливалось на разрывающий тишину рев, на сгибающиеся под силой ветра деревья. Винифред все это видела, когда-то давно уже видела. Быть может, ей снились сны, в которых, шествуя лабиринтами памяти, находишь успокоение в пелене анохронизма. Та будет обволакивать, все дальше уводя от городских шаманов, призраков, от существ из других параллелей и красных пятен страха в глазах животного. В этой панораме жизни тоже будет своя драма, но это (твой) сон, умение чувствовать здесь в цене, а любая деталь может вывести на новый уровень понимания тех парадигм, что долгие годы выцарапывало бессознательное.
Винифред покачивается на носочках, вытирая о себе запачканную в блевотину руку, она подставляет шею ветру и ждет, пока приступ паники уйдет. Ей бы сейчас подсказать как правильно дышать, говорят, это помогает. И книги ее тоже - вспомогательные средства для практического понимания вселенной, не они ли сейчас повергли ее в такой шок? стоит ли винить мертвеца и скот?
Винифред не сходила с ума. Она лишь понимала все по-другому. По крайней мере на этом уровне.

***

...Где-то на окраине небольшого городка жила одинокая женщина средних лет. Она никогда не покидала пределы своего дома и редко показывалась соседям на глаза, лишь изредка выходила за почтой или в ближайший магазин. Она всегда прятала лицо и в любую погоду была в очках. Она, как и всякое загадочное явление, поросла легендами и догадками. Поговаривали, эта женщина в молодости была очень красива, но распутна, за что озлобленная жена, чей муж предпочел крепкому браку более молодую и привлекательную женщину, брызнула ей в лицо кислотой. Другие же твердили, что она всегда была такой: с детства уродлива и безобразна. А третьи считали, что у них по соседству живет кинозвезда. Люди рационального порядка предпочитали думать, что женщина страдает от приступов агорафобии. Впрочем узнать правду не было возможности, она никогда ни с кем не заговорила просто так, игнорируя любые попытки завязать непринужденный диалог. Из под черной шали выглядывали длинные каштановые кудри, обрамляющие скрытый от чужих глаз овал красивого лица. У этой женщины был сын, о чем, конечно, никто не знал. Никогда и никому не показывала она его, от самой себя другой раз скрывая всю правду, тяготящую рассудок на протяжении долгих лет жизни. Он мог бы стать нормальным, жить полноценной жизнью, но мать решила иначе. Когда-то давно влюбившаяся в своего брата, зачавшая ребенка в муках совести, запертая родителями в тесной комнате на 7 месяцев, сейчас мстила всему миру, по-всякому отгораживалась, презирала. Однажды решив, что в этом мире ей нет места, для своего сына выдумала другой. В этом не было места страданиям, не знал он и смертей. Здесь все было не тем, чем есть на самом деле.
Парень не знал грамоты, едва ли умел считать до пяти, зато отличался необъятной добротой и художественным вкусом. За всю свою жизнь он видел с десяток людей (и тех с окна дома). Каждодневной его заботой была уборка, готовка и уход за неугомонной матерью, в свободное время он писал картины и делал различные поделки. Иногда мать смотрела на него с нежностью, гладила по голове, целовала и звала чужим именем. Чужим. Он знал, что оно ему не принадлежит, пусть своего у него и не было. Парень догадывался, что мать видит в нем кого-то еще, но по незнанию предавал этому мистическое значение, как, впрочем, всему, что его окружало. Его мир был прекрасен. И знал об этом лишь один человек.

***

Винифред делает глубокий вдох, отзываясь на прикосновение Джульбарса. Хлопает онемевшего брата по лицу и рывком тянет на себя. Она думает, что знает как дальше поступить. Она думает, что это все уже имело место быть, нужно только вспомнить, ведь она, кажется, нашла как видеть.
Уводя Барри с места трагедии, девушка думала лишь об одном: все здесь теперь ей кажется знакомым.

***

...В стекло ударяется птица. Раз, второй. Винни открывает глаза, не сразу понимая где находится. За столом Паркинсоны, все как один повернули голову в сторону окна. Винни ожидает раскатистого жуткого смеха Николая, но его место за обеденным столом пустует. Тогда она оборачивается к брату, с вопросом в глазах смотрит на него и тихо говорит не своим голосом:
- Нам нужно поговорить.
Она встает со своего места и в испуге оседает обратно на стул.
Она смотрит на себя сверху вниз: смуглая, загоревшая кожа, длинные каштановые пряди и скрывающийся под светлым летним сарафаном округлый живот.
- Барри... - одними только губами шепчет, теряя сознание.
Еще долго бродит в темноте, прежде чем найти выход на "поверхность".